Окраина Кентон-Лэйн; особняк Ребекки – одноэтажный белый каменный дом – самый крайний, дальше поля. И потому ветрено.

Под палящим солнцем, одетая в старый фартук, перчатки и шляпу, я возилась с сорняками. Скоро обед, отдохнем, после проколупаемся до вечера, а там и домой. День пройдет, как любой другой.

Потому что я опять сбежала.

«А как нужно было? Сказать незнакомому парню «да» на весь его бред? И потащиться следом, как коза на веревочке?»

Даже жаль, что он красивый. Почти болезненно жаль.

Знать бы, что с ним безопасно и совсем не рискованно, я бы пошла на свидание. Если бы он нормально представился и нормально на него пригласил.

Качались деревья за домом; шелестело засеянное пшеницей поле, кружили высоко в небе птицы.

Расслабленная голова и настроение. А мысли, как мухи, постоянно возвращались в незнакомцу, как к намазанной джемом булке.

«Если бы, если бы, если…»

«Посмотри на меня…»

И против воли вспоминался глубокий взгляд, в котором напряжение смешалось с ласковой заботой. Целый колодец из чувств и переживаний – так не глядят на незнакомых.

«Да я пошла бы с ним, если бы нормальный! Но ведь странный…»

Ругалась на саму себя. Раздражалась, вздыхала, пыталась сосредоточиться на сорняках.

Боб ворчал на мать за то, что та решила перекрывать крышу самостоятельно. За скрипучую старую лестницу («неустойчивая, не видишь?»), за нежелание нанять рабочих, обещал помочь деньгами, как только станет полегче. Но разве уговоришь учительницу со стажем?

«Нет ничего хуже, когда встречаются два зазнайки…»

Ловилась грусть от того, что день пролетит быстро и бесполезно. Как и завтрашний. А там канет в лету и будоражащий мысли незнакомец.

«Рука в руке, на доверии…»

Если не вспоминать слова, то думать о вчерашней встрече хотелось. В ней было что-то волнующее, глубокое, настоящее. Не поверхностное, как большинство вещей в мире, а по-настоящему важное. Вот если совсем-совсем отбросить мысли и логику и остановиться только на чувствах, вчера произошло удивительное – как будто коснулись моего сердца. Того места, которое не имеет названия; суета отошла на второй план, захотелось «контакта» – я не могла этого объяснить.

Мы просто стояли, смотрели друг на друга. А вокруг будто марево, будто колыхнулась невидимая пленка, соединяющая глубинные пласты. Будто бархатистым звоном колокольчиков напомнили о себе скрытые возможности и те совпадения судьбы, которые случаются очень-очень редко. Золотая пыль, сложившаяся в знак «обрати внимание».

Я все думала, что мне напомнило это ощущение? С чем срезонировало?

И вдруг догадалась: с тем сном, который ускользнул.

Точно…

Остановилась, выпрямилась, держа в руке оторванный от корня одуванчик.

Незнакомец «пах», как тот растворившийся сон, оставивший после себя тягучую нежность и грусть. Он, светловолосый парень, и тот момент, когда я «очнулась» на бревне, ощущались одинаково.

Этот вывод почему-то поразил меня.

Как такое возможно? Словно сотканы они были из одного… чего?

Вещества?

И неожиданно для себя поняла: я не могу, просто не имею права упустить этот шанс. Всего одна встреча с ним – договорюсь в людном месте, чтобы безопасно. Я должна узнать этот секрет, тайну, вдохнуть еще раз странный букет из смеси будоражащих чувств. И совсем не обязательно куда-то идти.

Не далее как этим утром я думала о том, что по возвращению в Степлтон притворюсь перегревшейся на солнце, попрошу отчима выгулять Пипу. Он не откажет – только не после того, как я весь день возилась в саду его матери, – чтобы точно не встречаться с «этим».

Теперь знала: собаку выведу я сама.

Не успела я поразиться смене собственного настроения, как услышала окрик:

– Меган, идем пить чай. Пирог уже на столе!

– Иду.

И, снимая перчатки, я продолжала удивленно замирать сердцем – блондин точно пах сном.

* * *

Дэлл

Этот день он с уверенностью мог бы назвать худшим – он постоянно видел Меган, но не мог к ней приблизиться. Видел, как она вышла с отчимом на рассвете, села в машину, и они вместе укатили к югу от города. Ему пришлось спешно арендовать авто, активировать маячок, который он накануне бросил ей в сумочку, рулить по незнакомым дорогам. И все для того, чтобы потом несколько часов без еды и воды, не имея возможности из-за наличия других людей войти внутрь, скрытно ошиваться под чужим забором.

Он привык действовать, планировать, приступать, исполнять.

Но в этот раз Дрейк связал его по рукам и ногам так, что не выпутаться. Ни лжи, ни силы, ничего… Только слова. А Мег выскальзывала из ладоней, как юркая серебристая рыбешка.

Утекало время; перегревалась от солнца непокрытая голова. Хотелось пить.

Но он не мог покинуть пост. Одна возможность, один шанс может решить все.

Ждал, что она выйдет за калитку прогуляться, – не дождался.

Вечером, по пути назад, старался держаться неприметно – слежку в совершенстве освоил давно. Теперь смотрел, как Меган и ее приемный отец закрывают машину во дворе, как берут покрытые полотенцами корзины, направляются к подъезду.

И физически страдал, потому что утекало время. Потому что бездействовал.

Один шанс – это все, о чем он просил.

Темнело небо; зажигались окна в доме, а он все стоял. Солдат со связанными руками, влюбленный мужчина, не имеющий возможности выразить чувства. Человек, которому лгать нельзя и правду нельзя тоже. Хмурый, сосредоточенный, молчаливый, ждущий.

«Посадить в машину насильно? Ведь можно напугать совсем немного лишь для того, чтобы просто поговорить? Без спешки, без опасения, что сбежит…»

Дэлл прокручивал в голове сотый по счету план, уже до того многократно отброшенный, перебирал идеи, как бесполезный хлам, злился на себя, изнывал от бессилия.

Когда вдруг увидел Мег с собакой на поводке, вышедшую из подъезда. А ведь был уверен, что этим вечером она точно не выйдет.

И еще она крутила головой – искала его. В открытую, не прячась.

И он, не веря собственной удаче, шагнул из тени дерева вперед.

– Одна встреча. Завтра, – сообщили ему коротко. – И на людях, ясно?

Он смотрел на нее с замиранием. Здесь она пользовалась совсем другими духами – он втягивал нежный аромат, как пьют дорогой виски, – одна нота вкуса за другой.

– В два, у подъезда. А сейчас за мной не ходи.

Она быстро зашагала прочь – собака впереди, как мелкий довольный вихрь.